Овсяников, Лука Петрович ("Однодворец Овсяников" и "Мой сосед Радилов")

Смотри также Литературные типы произведений Тургенева

Однодворец. Высокий, плечистый, плотный и полный старик лет семидесяти, "с лицом, напоминающим несколько лицо Крылова, с ясным и умным взором под нависшей бровью, с важной осанкой, мерной речью, медлительной походкой". "Носил он просторный синий сюртук с длинными рукавами, застегнутый доверху, шелковый лиловый платок на шее, ярко вычищенные сапоги с кистями..." "Руки у него были прекрасные, мягкие и белые: он часто в течение разговора брался за пуговицы своего сюртука". В общем: важен, неподвижен, смышлен, ленив, прямодушен и упорен. Древнебоярская "ферязь бы к нему пристала". Все соседи "чрезвычайно почитали и уважали О., считали за честь знаться с ним". Однодворцы "только что не молились на него" и гордились им. Очень часто прибегали к нему как к третейскому судье и почти всегда покорялись его приговору. "Но после двух или трех сшибок с помещицами он объявил, что отказывается от всякого посредничества между особами женского пола. Терпеть он не мог поспешности, тревожной торопливости, бабьей болтовни и суеты". Когда у О. загорелся дом и работник с криками вбежал к нему, он спокойно заметил: "Ну чего же ты кричишь? Подай мне шапку и костыль!.." Упав на дно оврага вместе с беговыми дрожками, мальчиком и лошадью, которая при этом вывихнула ногу, О., поднимаясь с земли, говорил спокойным голосом, обращаясь к лошади: "Ну, вот, видишь, я тебе говорил..." Жену, Татьяну Ивановну, он тоже "сыскал по себе". О. был бездетен и не слыл за богача. "Жил он один со своей женой в уютном, опрятном домике, прислугу держал небольшую, одевал людей своих по-русски и называл работниками. Они же у него и землю пахали". Никогда О. не прикидывался помещиком, не выдавал себя за дворянина, "не забывался", даже не по первому приглашению садился. Всегда держался правила, которое формулировал так: "чем мельче звание, тем строже себя держи, а то как раз себя замараешь". "При входе нового гостя непременно поднимался с места, но с таким достоинством, что гость невольно ему кланялся пониже". По привычке О. придерживался старинных обычаев: не ездил в рессорных экипажах, спал после обеда, ходил по субботам в баню, читал одни духовные книги ("причем с важностью надевал на нос круглые серебряные очки"), вставал и ложился рано. "Бороду, однако же, он брил и волосы носил по-немецки". Был очень гостеприимен и радушен, но перед гостями не суетился, не кланялся, не лебезил и не "подчивал". "Жена! — говорил он медленно, не вставая с места и слегка повернув к ней голову: — принеси господам чего-либо полакомиться". Хлеб, как "Божий дар", продавать почитал грехом. Во время же голода в 40-м году раздал соседям помещикам и крестьянам весь свой запас. Они на следующий же год отдали ему натурой. В свободное время О. сидел в больших кожаных креслах и читал Четьи-Минеи. "Серая кошка мурлыкала у него на плече". Разговор его был необычайно поучителен. Память и наблюдательность обнаруживал он удивительную. Видимо, любил вспоминать и рассказывать о прежних и современных помещиках, прежних и новых порядках. О старине и новом отзывался так: "спокойнее мы жили: довольства больше было точно... А все-таки теперь лучше; а вашим деткам еще лучше будет, Бог даст..." "Старого времени мне особенно хвалить не из чего..." "Молодые господа прежних порядков не любят: я их хвалю... Пора за ум взяться". Но, с другой стороны, О. отмечает неспособность этих молодых: "И хотя бы один из молодых-то господ пример подал, показал: вот, мол, как надо распоряжаться!... Чем же это кончится? Неужто ж я так и умру и новых порядков не увижу?.." Об однодворцах отказывается говорить: "Нет, уж вот от этого увольте..." "Мужики, как есть мужики: а, впрочем, правду сказать, как же и быть-то нам". — "Это был один последних людей старого века".

Критика: ниже Хорь.